Данные о пользователе:
| |
Имя: |
Reciel |
| Группа: |
Пользователи |
| Дата регистрации: |
09.12.2013 |
| Пол: | Мужской |
| |
| Немного о себе: |
ПОХОЖДЕНИЯ РУССКОГО ПАЦИЕНТА
У него была мечта – стать обыкновенным человеком. Таким, как многие. Как большинство. Практически здоровым. А был он больным – и теоретически, и практически. Стремясь добиться своего, обрел, так сказать, попутно железную волю и фанатичную целеустремленность, то есть стал необыкновенным. Но дальше дело не пошло.
Здоровье не купишь?
Инвалид второй группы 38-летний Сергей Николаевич Шарабин в Калуге – знаменитость. О нем много пишут в газетах, делают телепередачи, сняли даже фильм.
Шарабин объявил себя жертвой чиновничьего геноцида. «Геноцид» в том, что ни область, ни федеральные органы никак не направляют его за границу – лечиться. Вопреки расхожему мнению о том, что здоровье не купишь, Шарабин уже даже знает, почем оно, его собственное, еще не приобретенное. Обойдется в 33734 доллара.
Он никогда не был здоровым. Ни дня. Послеродовая травма – детский церебральный паралич и его последствия. Ноги – не как у людей. Приходится таскать их за собой – отстают. Руки – тоже не как у всех. Будто их скручивали, собираясь из них веревки вить. И речь затруднена, язык не поворачивается произносить многое ясно и четко. Нескончаемые процедуры, физические упражнения, усилия докторов, и традиционалистов, и новаторов, которых родители находили во всех углах страны, – все это поддерживающее лечение позволило потеснить болезнь, но ключевых позиций она не сдала. Есть, однако, одно место – он называет адрес: страну, город...
А не многого ли он хочет? В долларах? Многого. Народ, как говорится, его может не понять. Хотя уже лет десять, как понимает: в разные инстанции поступают «письма трудящихся» с просьбой отправить Шарабина на лечение. Пишут инвалиды, медики, учителя, шахматисты. Выходит: народ и Шарабин едины. А чиновники, критиковать которых все равно что привычно списывать на непогоду погибший урожай, в очередной раз выявили свое бездушие – пожалели для инвалида какие-то жалкие 33 тысячи 734 доллара?
Между прочим, это больше, чем предусмотрено в областном бюджете для осуществления весьма крупных, рассчитанных на пятилетку, медицинских программ. Скажем, такой, как «безопасное материнство». Что имеет отношение и к профилактике болезни, поразившей Шарабина. В области 395 детей, страдающих ДЦП. Ежегодно здесь, как и в среднем по стране, двое из каждой тысячи новорожденных оказываются во власти этого страшного недуга.
Если нет возможности помочь всем сразу, то не надо помогать никому?
– У нас зарплату врачам нечем платить, хотя ставки мизерные, – нет предела возмущению С.Кабикова, начальника отдела областного департамента здравоохранения и лекарственного обеспечения.
А в самом деле, столько людей, и больных, и здоровых, которые не могут получить и того, что им положено, элементарного, минимального, и вдруг... Претендует на исключительное, чтобы стать обыкновенным... Итак, гуманизм в эпоху социально-экономических трудностей. Кризис экономики – кризис гуманизма?
При таком диагнозе специалисты, мягко говоря, не советуют лечиться за границей. Зачем? Если нет принципиальной разницы, где проходить курс – здесь или там, все равно радикально не вылечат нигде. Еще в 1991 году ему об этом чистосердечно, презрев и святую ложь, сообщила Т.Демина, доцент кафедры нервных болезней 2-го МОЛГМИ им Н.И.Пирогова. Пять лет спустя повторил А.Мухин, исполнительный директор международного медицинского консультативного центра «Совмед плюс»: «По мнению врачей-экспертов ведущих клиник России, уровень оказания медицинской помощи пациентам с этим заболеванием примерно одинаков во всех странах мира».
«Примерно одинаков»... Но между «вылечат чуть хуже» и «вылечат чуть лучше» огромная дистанция... Что же происходит в обедневшем государстве с платным гуманизмом? Его, кажется, тоже уже кто-то перекупил и приватизировал.
Калуга – Пекин
Шарабин ехал в Китай, как многие обыкновенные люди, за свой счет. Взять бы с собой отца с матерью... Любовь Константиновна и Николай Григорьевич давно живут с ежедневно нарастающим страхом. Им за семьдесят, и случись что с ними, что ждет сына? За границей матери не доводилось бывать. Отец бывал. Давно, правда. Без турпутевки и визы. В войну. Воевал только на передовой – есть справка – 3 года 4 месяца 24 дня... Родители остались дома: накоплений едва хватило на одного.
Это был опасный эксперимент – на тридцать восьмом году жизни одному отправляться за тридевять земель. Предстояло преодолеть ощущение личной враждебности к нему окружающего мира, кажется, всегда готового воспользоваться даже минутным отсутствием штатных телохранителей – отца и матери. Первым приятным потрясением стало для Шарабина появление в салоне командира воздушного корабля, который вышел именно для того, чтобы приветствовать его и пожелать приятного полета. Чудеса продолжались и при приземлении. Любезнейший переводчик, предоставленный туристической фирмой, проводил путешественника в офис Всекитайского общества Красного Креста, где его встречали с истинно китайской доброжелательностью. Заведующий международным отделом Ян Хуэсинь изъявил желание лично проводить дорогого гостя в центр лечения и реабилитации инвалидов при Всекитайском фонде инвалидов, возглавляемом Дэн Пуфаном, сыном Дэн Сяопина. Здесь тотчас же по приезде его принял главврач Сюй Цзяньпэй. Еще не освидетельствовав больного, врачи, похоже, уже начали лечить его – этими китайскими церемониями почтения к личности. Узнав, что он рискнул приехать к ним из далекой русской Калуги один, без персонального сопровождения, доктора изумленно качали головами и вдруг обратились к нему... за автографами. Как к мировой знаменитости. Они просили Шарабина расписаться на память не из профессионального интереса к его почерку и не потому, что обожествляли страдания, а потому, что им была ведома истинная цена мужества тех, кто обречен превозмогать тяготы несчастной судьбы.
Неправильный больной
Он раз и навсегда сказал себе когда-то: я буду жить жизнью обыкновенного человека. Пошел на необычных ногах в обычную школу (№4). Держал в неуправляемых руках обычную книгу. Читал, когда спрашивали, вслух, как и все, преодолевая жуткий стыд (особенно перед девочками) за свою дефективную речь. Его бывшая классная руководительница Г.Серебрякова сказала, что Сергей всегда исключал какие-либо поблажки со стороны своих товарищей и учителей – он требовал, чтобы в нем видели ровню. Он слишком выделялся среди сверстников, многие из которых испытывали к нему неприязнь. Потом он станет любимцем класса, и одноклассники будут носить его на руках – до школы и обратно. А один из них, Миша Жиц, всю жизнь – верный друг и помощник.
Стать обыкновенным – достичь равноправия с «практически здоровыми». Это было бы легче, если бы и у нас в стране колясочник мог стать президентом... В институт физкультуры, на шахматное отделение, не приняли – по состоянию здоровья. Поступил в финансово-экономический. Потом, с дипломом, мучительно пытался устроиться на работу. В очередной раз ощутил: не любят, не хотят, не принимают. Замечал: здоровые тянутся к здоровым – к своим: не хочется, чтобы несчастье мозолило глаза...
Шахматы он не бросил. С той поры, когда академик Г.Сперанский констатировал, что интеллект у ребенка не нарушен, он, этот полунемой, изувеченный, пожизненный пациент (как бы вещь – не в себе, а в обществе) желал поскорее убедить в этом окружающих. Отец купил шахматы. Возможно, в те далекие шестидесятые, при посещении великого педиатра, мальчик и обзавелся своим персональным богом, запомнив на всю жизнь слова академика: наша медицина в данном случае может меньше, чем восточная... В шахматах быстро прогрессировал (и при игре вслепую). Стал тренером-педагогом. Шахматным обозревателем. Теперь он знает, что нужен тем, кому он нужен, не меньше, чем они ему: многие в отличие от тех, кому он ненавистен своей инвалидностью, напротив, тянутся к нему – за поддержкой. Он – участник гонок на выживание в той среде, где и здоровые сплошь и рядом теряют самообладание. Своей привязанностью к жизни делает ЭТОЙ жизни рекламу. Как минимум комплимент, отнюдь не дежурный. Но должна ли жизнь расплачиваться за это с ним?
Пекин – Калуга, или Сага об убитой надежде
Визит русского инвалида в Китай, хотя и имел статус турпоездки, был основательно подготовлен усилиями прежде всего зем¬ляков-калужан. Накануне, 8 июня 1998 года, в Министерство здравоохранения КНР направил письмо председатель Комитета Совета Федерации по науке, культуре, образованию, здравоохранению и экологии В.Сударенков, губернатор области. «Господин министр! Ко мне на личном приеме обратился калужанин Шарабин Сергей Николаевич... В связи с его большим желанием лечиться у китайских медиков убедительно прошу Вас оказывать содействие гражданину Российской Федерации...»
На другой день, 9 июня, на имя посла РФ в Пекине поступила аналогичная просьба зампреда Законодательного собрания области В.Крестьянинова. Руководство китайского Общества Красного Креста уже было в курсе дела – с ним связывалась председатель российского общества, вице-президент Международной федерации Л.Потравнова. В ее ходатайстве прояснялось: «Оплата будет осуществлена администрацией Калужской области».
Собственно, первоначально Калуга и сама не сомневалась в этом. Иначе зачем губернатор, направляя в Минздрав КНР выписку из амбулаторной карты Шарабина, запрашивал информацию о примерной стоимости лечения?
Для Сергея Николаевича этот прозаический вопрос, переведенный в практическую плоскость, означал настоящий прорыв в его многолетней борьбе. Он долго и энергично искал тех, кто не ограничится восхищением его мужеством. В поисках своего благодетеля он обратился бы не в три, а в тридцать три ветви власти, будь еще более раскидистым древо нашего государственного управления.
13 июня первый секретарь российского посольства в КНР С.Трепачев по поручению посла И.Рогачева предоставляет В.Сударенкову детальнейшую информацию по поводу принятых китайскими специалистами решений, которые должны как будто весьма удовлетворить российскую сторону. И удовлетворили. Но не в главном. Хотя что считать главным... Для самого Шарабина не было ничего важнее принципиального решения китайских врачей – они берутся его лечить. И более того, поскольку нет органического поражения, готовы поручиться едва ли не за полное излечение.
Даже в переданной по факсу посольской депеше за подчеркнутой дипломатической сдержанностью угадывается радостное волнение.
«После тщательного обследования китайские специалисты пришли к выводу о целесообразности и перспективности лечения Шарабина С.Н. в Китае. И рекомендуют провести полный курс, который будет длиться 280 дней». Нашего соотечественника не просто берутся поставить на ноги, но и сделают это за минимальную плату – по тарифу, приравненному к льготной стоимости лечения инвалидов – граждан КНР. Однако далее сообщается то, что впоследствии озадачит калужан, и их благородный порыв обернется конфузом. Выяснится, что ориентировочно за 280 дней надо заплатить уже упоминавшиеся 33 734 доллара США, куда не входят ни оплата переводчика, ни прочие необходимые расходы... Не «потянули» даже минимальный курс лечения, рассчитанный на 100 дней (12100 долларов США).
Ответ на имя посла И.Рогачева отправляется с пометкой «Срочно!»: «В связи с отсутствием возможности в настоящее время оплатить лечение С.Н.Шарабина просим Вас оказать помощь по возвращению его домой. Департамент здравоохранения и лекарственного обеспечения Калужской области».
Столь быстрый отказ заставляет думать, что весь расчет был и на китайскую благотворительность. На гуманитарную помощь. Хотя никто в этом не признается. Мы уже, кажется, сами так притерпелись к государственному нищенству, что готовы не просто побираться по всему миру, но и гневно обличать всякого, кто заподозрит нас в платежеспособности.
И Шарабин отправляется домой, в обратный путь с некупленным здоровьем – со скоростью реактивного лайнера уносится прочь от своей надежды, от своего шанса. Будто проведя 37 лет в заточении и, наконец, уже ощутив дуновение свежего ветерка с обещанной воли, вновь узнал, что набавили срок. Возможно, вплоть до пожизненного...
А что было делать Калуге, если порыв властей разбился, можно сказать, о каменистый утес реальности? Все дорожает, подорожал и гуманизм – в денежном выражении. Сегодня, если кто в госорганах, при таком бюджете, и щедр на доброту, то лишь на бесплатную. Когда и слово – дело. А вот когда и дело – дело, когда дело – деньги, приходится сдерживаться. Чаще, между прочим, это совсем нетрудно. Тем более в эпоху участившихся социальных и техногенных катастроф. А войны и катастрофы, где гибнут сотни и тысячи, растлевают и общество, и руководство, притупляя восприятие трагедий одиночек, тех трагедий, которых – большинство.
Бесперспективен для заграничного лечения
Калуга, похоже, не знала, что, направляя земляка на лечение за рубеж, занялась не своим делом. При российском Минздраве есть специальная комиссия, которой и положено решать. Впоследствии, убедившись в своей материальной несостоятельности, область обратилась к министру здравоохранения с прошением изыскать возможность «профи-нансировать лечение в КНР Сергея Шарабина за счет федеральных средств». Калужане брали и выше — тревожили просьбой вице-премьера российского правительства В.Матвиенко. В феврале 1999 года, то есть уже после китайской эпопеи русского инвалида, объявила свое решение та самая минздравовская комиссия: «возможности традиционной ре-абилитации больных с ДЦП во взрослом состоянии крайне ограничены» (из протокола совещания №69).
Тут уже, как видите, не деньги на первом плане, а научная теория, о которой Шарабин, как вы знаете, давно осведомлен. (Хотя лично он уверен: денег пожалели, о чем при встрече с обидой говорил мне, осуждая чиновничий субъективизм государственной доброты.) Сколько же повторять уму одно и то же?
Но дело все в том, что он – неправильный больной. И ведет себя как-то вызывающе неправильно. Так по-настоящему, всерьез больные себя не ведут. А как ведут? Тихо. Подавленно. Безропотно. Не лезут на глаза здоровым. Живут по своей, облегченной, программе, заранее рассчитанной на то, что конкурентоспособные люди из них не получатся... А этот, простите, полупаралитик... Самолично приносит себя пред ясные очи руководства департамента и прочих концелярий. Является за сочувствием, но никогда не выпрашивает его. И умеет сохранить независимость, что не вполне дееспособному человеку редко удается. Независимо держащийся больной производит на многих впечатление человека с завышенной самооценкой.
Эгоизм целеустремленного человека
Прогрессивная калужская печать безоговорочно берет сторону инвалида, дружно бичуя чиновников-бюрократов. «Китайцы идут навстречу. А россияне?», «А как же клятва Гиппократа?» Устав отвечать на упреки, зам. директора департамента В.Евтеев с досадой возражает: да не утрачено у нас сострадание, денег таких нет! Находчивый Шарабин подсказывает: надо обратиться в ВОЗ (Всемирная организация здравоохранения. Сам он уже обращался в ФИДЕ). Продолжает рваться к своему китайскому богу – удваивает усилия на поприще поиска средств.
Разочаровавшись в отзывчивости известных людей и организаций, решает напрямую обратиться к народу. Публикует распространенное по многим изданиям послание, прилагая к нему реквизиты открытого на его имя банковского счета, на который просит переводить деньги. Увы, возникает жалкий ручеек переводов.
А ведь он смутил-таки свое более чувствительное в силу провинциальной незадерганности, более сострадательное калужское руководство в «китайском вопросе». Неудавшуюся же концовку калужско-китайской операции вполне можно списать на трудности переживаемого момента. Да и народ должен понимать: здоровье, хотя это и не автомашина, а предмет первой необходимости, тоже бывает разной марки и разной цены. И тут «иномарка» не всякому по карману.
Словом, все бы ничего. А местами даже совсем неплохо. Если бы процесс был важнее результата. Не вышло у того, кто хотел больше положенного, как не выходит и у тех, кто хочет всего лишь своего, минимального, так сказать, в пределах N. Зарплату, например, вовремя получать. Не дают в меру, как не дали и сверх нее. Не принесла, выходит, конечная неудача Шарабина удачи тем, кто подумал было, что Шарабин с его непомерным аппетитом объедает народ. Вот не найдут для инвалида-хапуги этих, страшно сказать, десятков тысяч долларов, и тогда можно будет рассчитаться с долгами врачам по зарплате. Но оказалось, что между одними и другими деньгами – никакой связи.
Зато есть связь между заключительным актом пекинской драмы Шарабина с примерами из разных лет нашей истории. С традициями отношений власти и человека. Нашему государству всегда хотелось слыть самым гуманным в мире. Все для человека, все во имя человека... Широкомасштабная и постоянная имитация гуманизма сделалась государственной идеологией и политикой. Создать идеальное общество высшей справедливости... Чем плохо? Цель гуманна, но недостижима. А недостижимое, провозглашенное целью, не может быть гуманным, оно всегда антигуманно, поскольку – обман. Как обещанный к 80-му году коммунизм, впоследствии отмененный, или так и не построенные для каждой нуждающейся в жилье семьи отдельные квартиры.
Наш случай иного калибра, но и тут, пусть невольная, на уровне то ли инстинкта, то ли генной памяти, но со всеми ее признаками и приметами все та же имитация гуманизма, частное проявление всеохватной социальной демагогии – явления, с которым нас давно уже породнили...
И чем благородней порыв, чем больше породил надежд, тем большей демагогией отдает неосуществленный замысел. Шарабину, возможно, легче от сознания – с ним поступили так, как не раз поступали с народом. И тут народ и Шарабин едины: хотел быть обыкновенным, как все, – добился-таки своего. Однако такого ли единства жаждал калужский народ, дружно требуя одарить своего земляка не равенством, а именно привилегией – послать на лечение в Китай?
Но что значат все эти разгово¬ры после шарабинского экскурса, после всего, что связано с его почти официальным визитом, правда, без сопровождающих лиц? Эти потрясающие рекомендательные письма, так приподнимающие над обыденными нравами калужскую власть, этот почти царский прием, этот восторг китайских врачей и эта срочная депеша в Калугу из российского посольства, так приподнимающая наших дипломатов... Извините, но теперь уже вне зависимости от, не сомневаюсь, чисто научного, хотя и антикитайского, решения комиссии Минздрава, дело чести и совести уже не одной губернии, а всего российского государства изыскать злополучные доллары и дать человеку возможность пройти весь 280-дневный курс лечения. Иначе все мы как-то некрасиво выглядим – перед Шарабиным, перед российскими дипломатами, работающими в Пекине, перед китайскими врачами, которые без всякой вины оказались так виноваты перед больным за ими подаренную, но другими отнятую надежду. А еще – перед посрамленным отечественным гуманизмом. Такое количество государственных мужей было оповещено и задействовано, а реальной помощи – материальной – так и не смогли оказать. Да любой олигарх шутя сдвинул бы с места эту гору. Так что впоследствии, когда будете думать, откуда у олигархов такая реальная власть, имейте в виду и эту историю – для должностных лиц неподъемен и пустяковый для «безвластных» денежных тузов груз платного гуманизма. Неужели и гуманизм можно приватизировать, как какую-нибудь бензоколонку? Можно. А эта собственность, уверяю вас, стоит не дешевле и не меньшие дает дивиденды, чем даже нефтяная отрасль.
Плутник А. ,
«Общая газета», 5–11 августа 1999 года.
|
100K
|
|
